Фантастика — это разновидность художественной литературы, в которой авторский вымысел от изображения странно-необычных, неправдоподобных явлений простирается до создания особого — вымышленного, нереального, «чудесного мира». Фантастика обладает своим фантастическим типом образности со свойственными ему высокой степенью условности, откровенным нарушением реальных логических связей и закономерностей, естественных пропорций и форм изображаемого объекта.
Фантастика как область литературного творчества
Фантастика как особая область литературного творчества максимально аккумулирует творческую фантазию художника, а вместе с тем и фантазию читателя. В то же время это не произвольное «царство воображения»: в фантастической картине мира читатель угадывает преображенные формы реального — социального и духовного — человеческого бытия.
Фантастическая образность присуща таким фольклорным и литературным жанрам, как сказка, эпос, аллегория, легенда, гротеск, утопия, сатира. Художественный эффект фантастического образа достигается за счет резкого отталкивания от эмпирической действительности, поэтому в основе всякого фантастического произведения лежит оппозиция фантастического — реального.
Поэтика фантастического связана с удвоением мира: художник или моделирует собственный невероятный, существующий по своим законам мир (в этом случае реальная «точка отсчета» присутствует скрыто, оставаясь за пределами текста: «Путешествие Гулливера», 1726, Дж. Свифта, «Сон смешного человека», 1877, Ф. М. Достоевского), или параллельно воссоздает два потока—действительного и сверхъестественного, ирреального бытия.
В фантастической литературе этого ряда сильны мистические, иррациональные мотивы, носитель фантастики здесь выступает в виде потусторонней силы, вмешивающейся в судьбу центрального персонажа, влияющей на его поведение и ход событий всего произведения (произведения средневековой литературы, литературы эпохи Возрождения, романтизма).
С разрушением мифологического сознания и нарастающим стремлением в искусстве Нового времени искать движущие силы бытия в самом бытии уже в литературе романтизма появляется потребность в мотивировке фантастического, которое тем или иным образом могло бы сочетаться с общей установкой на естественное изображение характеров и ситуаций.
Наиболее устойчивые приемы такой мотивированной фантастике — сон, слухи, галлюцинации, сумасшествие, сюжетная тайна. Создается новый тип завуалированной, неявной фантастики, оставляющей возможность двойного толкования, двойной мотивировки фантастических происшествий — эмпирически или психологически правдоподобного и необъяснимо-ирреального («Косморама», 1840, В. Ф. Одоевского, «Штосс», 1841, М. Ю. Лермонтова, «Песочный человек», 1817, Э. Т. А. Гофмана).
Такая сознательная зыбкость мотивировки нередко ведет к тому, что исчезает субъект фантастического («Пиковая дама», 1833, А. С. Пушкина; «Нос», 1836, Н. В. Гоголя), а во многих случаях его иррациональность вообще снимается, находя прозаическое объяснение в ходе развития повествования.
Последнее свойственно реалистической литературе, где фантастика сужается до разработки отдельных мотивов и эпизодов или выполняет функцию подчеркнуто условного, обнаженного приема, не претендующего на создание у читателя иллюзии доверия к особой реальности фантастического вымысла, без которой фантастика в наиболее чистом виде не способна существовать.
Истоки фантастики — в мифотворческом народно-поэтическом сознании, выразившемся в волшебной сказке и героическом эпосе. Фантастика в существе своем предопределена многовековой деятельностью коллективного воображения и представляет собой продолжение этой деятельности, используя (и обновляя) постоянные мифические образы, мотивы, сюжеты в сочетании с жизненным материалом истории и современности.
Фантастика эволюционирует вместе с развитием литературы, свободно сочетаясь с различными методами изображения идей, страстей и событий. Она выделяется как особый вид художественного творчества по мере отдаления фольклорных форм от практических задач мифологического осмысления действительности и ритуально-магического воздействия на нее. Первобытное миропонимание, становясь исторически несостоятельным, воспринимается как фантастическое.
Характерным признаком возникновения фантастики служит разработка эстетики чудесного, не свойственной первобытному фольклору. Происходит расслоение: богатырская сказка и сказания о культурном герое трансформируются в героический эпос (народное иносказание и обобщение истории), в котором элементы чудесного являются вспомогательными; сказочно-волшебная стихия осознается как таковая и служит естественной средой для рассказа о путешествиях и приключениях, вынесенного за исторические рамки.
Так, «Илиада» Гомера представляет собой по сути дела реалистическое описание эпизода Троянской войны (чему не мешает участие в действии героев-небожителей). Гомеровская же «Одиссея» прежде всего фантастическое повествование о всевозможных невероятных приключениях (не связанных с эпическим сюжетом) одного из героев той же войны.
Сюжет, образы и происшествия «Одиссеи» — начало всей литературной европейской фантастики. Примерно так же, как «Илиада» и «Одиссея», соотносятся ирландские героические саги и «Плавание Брана, сына Фебала» (7 век). Прообразом многих будущих фантастических путешествий послужила пародийная «Правдивая история» (2 век) Лукиана, где автор для усиления комического эффекта стремился нагромоздить как можно больше невероятного и несуразного и обогатил при этом флору и фауну «чудесной страны» многими живучими выдумками.
Таким образом, еще в античности наметились основные направления фантастики фантастические блуждания-похождения и фантастический поиск-паломничество (характерный сюжет — сошествие в ад). Овидий в «Метаморфозах» направил в русло фантастики исконно мифологические сюжеты превращений (превращения людей в животных, созвездия, камни) и положил начало фантастико-символической аллегории — жанру скорее дидактическому, чем приключенческому: «поучению в чудесах».
Фантастические превращения становятся формой осознания превратности и ненадежности человеческой судьбы в мире, подвластном лишь произволу случая или загадочной вышней воле. Богатый свод литературно обработанной сказочной фантастике дают сказки «Тысячи и одной ночи». Влияние их экзотической образности сказалось в европейском предромантизме и романтизме, фантастическими образами и отзвуками «Махабхараты» и «Рамаяны» насыщена индийская литература от Калидасы до Р. Тагора.
Своеобразный литературный переплав народных сказаний, легенд и поверий представляют собой многие произведения японской (например, жанр «рассказа о страшном и необычайном» — «Кондзякумоногатари») и китайской фантастики («Рассказы о чудесах из кабинета Ляо» Пу Сунлина, 1640-1715).
Фантастический вымысел под знаком «эстетики чудесного» был основой средневекового рыцарского эпоса — от «Беовульфа» (8 век) до «Персеваля» (около 1182) Кретьена де Труа и «Смерти Артура» (1469) Т. Мэлори. Обрамлением фантастических сюжетов стала легенда о дворе короля Артура, наложенная впоследствии на расцвеченную воображением хронику крестовых походов.
Дальнейшую трансформацию этих сюжетов являют монументально фантастические, почти совсем утратившие историко эпическую подоснову ренессансные поэмы «Влюбленный Роланд» Боярдо, «Неистовый Роланд» (1516) Л. Ариосто, «Освобожденный Иерусалим» (1580) Т. Тассо, «Королева фей» (1590-96) Э. Спенсера.
Вместе с многочисленными рыцарскими романами 14-16 века они составляют особую эпоху в развитии фантастики Вехой в развитии созданной Овидием фантастической аллегории был «Роман о Розе» (13 век) Гильома де Лорриса и Жана де Мёна. Развитие Фантастики в период Возрождения завершают «Дон Кихот» (1605-15) М. Сервантеса — пародия на фантастику рыцарских похождений, и «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1533-64) Ф. Рабле — комическая эпопея на фантастической основе, одновременно традиционной и произвольно переосмысленной. У Рабле же находим (глава «Телемское аббатство») один из первых примеров фантастической разработки утопического жанра.
В меньшей степени, чем древнейшая мифология и фольклор, стимулировали фантастику религиозно-мифологические образы Библии. Крупнейшие произведения христианской фантастики «Потерянный рай» (1667) и «Возвращенный рай» (1671) Дж. Милтона — основаны не на канонических библейских текстах, а на апокрифах.
Это, однако, не умаляет того факта, что произведения европейской фантастики Средневековья и Возрождения, как правило, имеют этическую христианскую окраску или представляют игру фантастических образов и духе христианской апокрифической демонологии. Вне фантастики стоят жития святых, где чудеса принципиально выделены как экстраординарные, но действительные происшествия.
Тем не менее христианско-мифологическое сознание способствует расцвету особого жанра — видений. Начиная с «Апокалипсиса» Иоанна Богослова, «видения», или «откровения», становятся полноправным литературным жанром: разные аспекты его представляют «Видение о Петре Пахаре» (1362) У. Ленгленда и «Божественная комедия» (1307-21) Данте. Поэтика религиозного «откровениям определяет визионерскую фантастику У. Блейка: его грандиозные «пророческие» образы — последняя вершина жанра.
К концу 17 в. маньеризм и барокко, для которых фантастика была постоянным фоном, дополнительным художественным планом (при этом происходила эстетизация восприятия фантастики, утрата живого ощущения чудесного, свойственная и фантастической литературе последующих веков), сменил классицизм, по своей сути чуждый фантастике: его обращение к мифу полностью рационалистично.
В романах 17-18 веков мотивы и образы фантастики походя используются для осложнения интриги. Фантастический поиск трактуется как эротические похождения («фейные сказки», напр. «Акажу и Зирфила», 1744, Ш. Дюкло). Фантастика, не имея самостоятельного значения, оказывается подспорьем плутовского романа («Хромой бес», 1707, А. Р. Лесажа, «Влюбленный дьявол», 1772, Ж. Казота), философского трактата («Микромегас», 1752, Вольтера).
Реакция на засилье просветительского рационализма характерна для второй половины 18 в. Англичанин Р. Хёрд призывает к прочувствованному изучению Фантастики («Письма о рыцарстве и средневековых романах», 1762), в «Приключениях графа Фердинанда Фатома» (1753). Т. Смоллетт предваряет ставший началом развития фантастики 1920 вв. готический роман Х. Уолпола, А. Радклиф, М. Льюиса. Поставляя аксессуары романтических сюжетов, фантастика остается на подсобной роли: с ее помощью двойственность образов и событий становится изобразительным принципом предромантизма.
В Новое время особенно плодотворным оказалось сочетание фантастики с романтизмом. «Прибежища в царстве фантазии» (Ю. А. Кернер) искали все романтики: у «иенцев» фантазирование, т. е. устремленность воображения в запредельный мир мифов и легенд, выдвигалось как способ приобщения к высшему прозрению, как жизненная программа — сравнительно благополучная (за счет романтической иронии) у Л. Тика, патетичная и трагическая у Новалиса, чей «Генрих фон Офтердинген» являет образец обновленной фантастической аллегории, осмысленной в духе поисков недостижимого, непостижимого идеального мира.
Гейделъбергские романтики использовали Фантастику как источник сюжетов, придающих дополнительный интерес земным событиям («Изабелла Египетская», 1812, Л. Арнима представляет собой фантастическую аранжировку любовного эпизода из жизни Карла V).
Такой подход к фантастике оказался особенно перспективным. Стремясь обогатить её ресурсы, немецкие романтики обратились к ее первоисточникам — собрали и обработали волшебные сказки и легенды («Народные сказки Петера Лебрехта», 1797, в обработке Тика, «Детские и семейные сказки», 1812-14 и «Немецкие легенды», 1816-18 братьев Я. и В. Гримм). Это способствовало становлению жанра литературной сказки во всех европейских литературах, остающегося и поныне ведущим в детской фантастики Классический его образец сказки Х. К. Андерсена.
Романтическую фантастику синтезирует творчество Гофмана: здесь и готический роман («Эликсир дьявола», 1815-16), и литературная сказка («Повелитель блох», 1822, «Щелкунчик и Мышиный король», 1816), и феерическая фантасмагория («Принцесса Брамбилла», 1820), и реалистическая повесть с фантастической подоплекой («Выбор невесты», 1819, «Золотой горшок, 1814).
Попытку оздоровить влечение к фантастике как к «пропасти потустороннего» представляет «Фауст» (1808-31) И. В. Гёте: используя традиционно-фантастический мотив продажи души дьяволу, поэт обнаруживает тщету блужданий духа в сферах фантастического и в качестве окончательной ценности утверждает земную жизнедеятельность, преобразующую мир (т. е. утопический идеал исключается из области фантастики и проецируется в будущее).
В России романтическая фантастика представлена в творчестве В. А. Жуковского, В. Ф. Одоевского, А. Погорельского, А. Ф. Вельтмана. К фантастике обращались А. С. Пушкин («Руслан и Людмила», 1820, где особенно важен былинно-сказочный колорит фантазии) и Н. В. Гоголь, фантастические образы которого органично влиты в народно-поэтическую идеальную картину Украины («Страшная месть», 1832, «Вий», 1835). Его петербургская фантастика («Нос», 1836, «Портрет», «Невский проспект», оба 1835) уже не связана с фольклорно-сказочными мотивами и поиному обусловлена общей картиной «выморочной» действительности, сгущенное изображение которой как бы само по себе порождает фантастические образы.
С утверждением реализма фантастика опять оказалась на периферии литературы, хотя нередко привлекалась как своеобразный контекст повествования, придающий символический характер реальным образам («Портрет Дориана Грея, 1891, О. Уайлда, «Шагреневая кожа», 1830-31 О. Бальзака, произведения М. Е. Салтыкова-Щедрина, Ш. Бронте, Н. Готорна, Ю. А. Стриндберга).
Готическую традицию фантастики развивает Э. А. По, рисующий или подразумевающий запредельный, потусторонний мир как царство призраков и кошмаров, властвующих над земными судьбами людей. Однако он же предвосхитил («История Артура Гордона Пима», 1838, «Низвержение в Мальстрем», 1841) появление новой отрасли Фантастики — научной, которая (начиная с Ж. Верна и Г. Уэллса) принципиально обособляется от общей фантастической традиции. Она рисует реальный, хотя и фантастически преображаемой наукой (к худу или к добру), мир, поновому открывающийся взгляду исследователя.
Интерес к Ф. как таковой возрождается к конце 19 в. у неоромантиков (Р. Л. Стивенсон), декадентов (М. Швоб, Ф. Сологуб), символистов (М. Метерлинк, проза А. Белого, драматургия А. А. Блока), экспрессионистов (Г. Мейринк), сюрреалистов (Г. Казак, Э. Кройдер). Развитие детской литературы порождает новый облик фантастического мира — мир игрушечный: у Л. Кэрролла, К. Коллоди, А. Милна. В отечественной литературе — у А. Н. Толстого («Золотой ключик», 1936) Н. Н. Носова, К. И. Чуковского. Воображаемый, отчасти сказочный мир создает А. Грин.
Во второй половине 20 в. фантастическое начало реализуется в основном в области научной фантастике, однако иногда оно порождает качественно новые художественные явления, например, трилогия англичанина Дж. Р. Толкина «Властелин колец» (1954-55), написанная в русле эпической фантастики (см. Фэнтези), романы и драмы японца Абэ Кобо, произведения испанской и латиноамариканских писателей (Г. Гарсия Маркес, Х. Кортасар).
Для современности характерно отмеченное выше контекстное использование фантастики, когда внешне реалистическое повествование имеет символико-иносказательный оттенок и даст более или менее зашифрованную отсылку к мифологическому сюжету («Кентавр», 1963, Дж. Апдайка, «Корабль дураков», 1962, К. А. Портер).
Сочетание различных возможностей фантастики являет собой роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» (1929-40). Фантастико-аллегорический жанр представлен в отечественной литературе циклом «натурфилософских» поэм Н. А. Заболоцкого («Торжество земледелия», 1929-30), народно-сказочная фантастика — творчеством П. П. Бажова, литературно-сказочная — пьесами Е. Л. Шварца.
Фантастика стала традиционным вспомогательным средством русской гротескной сатиры: от Салтыкова-Щедрина («История одного города», 1869-70) до В. В. Маяковского («Клоп», 1929 и «Баня», 1930).
Слово фантастика произошло от Греческого phantastike, что в переводе означает — искусство воображать.
